1. Дюймовочка в пути. Драгоценный Голем

Вдоль противоположного берега реки двигалась фигура. В пропорциях ее тела и механической мерности шагов угадывалось что-то нечеловеческое. День еще не окончился, но череда мелких туч, ползущих, словно овечье стадо, закрывала ландшафт от солнечного света. Дюймовочка шла по сухому песку вдоль тянувшихся зарослей дикого шиповника. Марта примолкла в своей коробке. Путнице хотелось отдохнуть, спрятаться от промозглой не летней сырости. Она присела на камень, поставила коробку с Мартой рядом. Вытряхнула песок и камушки из туфель, через взвесь речного тумана, вот-вот готовящегося обратиться в бисер дождя, поискала фигуру на той стороне реки. Та затерялась на фоне сквозного ряда тонкоствольного сосняка. Стволы поднимались из стелющегося тумана и терялись в пушистых массах черно-зеленой хвои. Легкий сосновый лес на том берегу простирался далеко, за ним угадывался простор моря. За штрихами стволов полоской кораллового цвета обозначился закат, пригашенный объемами влажного воздуха.

Прошло тридцать дней, как случилось чудесное превращение: рост Дюймовочки увеличился. Спутницей и мудрой подругой была ей Марта, голова-растение. Коробку с Мартой, повесив на палочку, она несла через плечо. Девушка была одета в светло-серое шерстяное платье и длинную, свободную плащ-накидку с капюшоном. Она странствовала одна, незащищенная от капризов стихии, без цели. Понемногу чувства заброшенности и уныния овладевали ее душой. Марта обнадеживала, утверждая, что скоро появятся деревни, а затем и город на берегу моря. Зная о сверхъестественных способностях подруги, Дюймовочка не теряла надежду найти кров в ближайшее время.

- Марта, посмотри-ка, - сказала она, поворачивая коробку прорезанным окошком в сторону реки, - Ты не видишь там никого?
Вдоль ряда деревьев, просвеченных тусклым закатом, двинулось темное пятно и вновь растворилось.
- Кто-то следит, - Марта напряженно всмотрелась, - Там точно кто-то есть.
Дюймовочкой овладело беспокойство.
- Эй, кто там! – крикнула она. Голос увяз в тумане. Ответа не последовало.
- Как зябко. - поежилась она. – А ведь еще июнь.
Здесь, среди продуваемого ветром леса, страшно было ощущать присутствие призрака. Надо идти к деревне. Путница побрела по песку. Благоуханный запах хвои и речной свежести странно сопутствовал грусти мрачного вечера. Темный силуэт преследователя на дальнем берегу тронулся вслед.
- Он тащится за нами? – через некоторое время поинтересовалась Марта.
- Да, - сказала Дюймовочка и, услышав всплеск, обернулась.

Тяжелое колыхание вод, подобных черной мятой клеенке, было нарушено всплеском. Темная фигура, тяжело ступала по дну реки. Ее непомерно большая голова была величаво воздета. На короткое время клочок неба очистился, и засияла полная луна. Несколько алмазных точек окружали ночное светило. «Луна такая же, как тогда, когда я жила среди эльвиев,»- подумала Дюймовочка. Туман над рекой превратился в белое сияние. Тусклые лучи упали на истукана, ясно обозначив его противоестественную природу. Дюймовочка наблюдала, как, сверкнувшее золотом создание, медленно погружается в воду. Вот оно по пояс в воде, вот – по грудь; оно идет все дальше и дальше. Рука сжимает золотой посох с ручкой в виде причудливо изогнутого вензеля. Наконец чудище полностью скрывается под водой. Девушке вдруг отчетливо представилось, как жуткий преследователь, огромный, сильный, которому все равно, где идти, под водой или посуху,• Тяжело дыша, она преодолевала подъем берега. Вязли ноги в песке, цепкие ветки шиповника обрывали подол. Она метнулась к валуну, чернеющему среди сосен, спряталась за ним. Замерла тут, отдышалась, затем выглянула.
Истукан выходил из воды, струи потоками низвергались из недр его золотой груди.

- Не знаешь, кто это может быть? – шепотом спросила девушка Марту.
Марта не отрывала глаз от золотого чудища.
- Я полагаю, - задумчиво сказала она, - это голем, сделанный из драгоценного металла и самоцветов. Големы бывают разные: деревянные, глиняные, каменные. Их оживляют силой магии.
- Как ты думаешь, что ему нужно? Он опасен?
- Не знаю.

Голем, сияющий драгоценностями, вышел на берег. Он встал неподвижно и величественно, словно памятник. В руке он держал посох, а плечи и спину его покрывал темный плащ, длинный шлейф которого тянулся по земле. Огромная черепообразная голова была пустой внутри. Безгубый рот скалился отборными жемчужинами. На узорно-чеканных выгнутых поверхностях скул, лба, подбородка сверкали крупные сапфиры и карбункулы. Искусно выкованные пластины тела выгибались по форме, повторяющей человеческий скелет. Обнаженная грудь являла собой набор выгнутых золотых ребер. На Големе были парчовые штаны, доходящие до колен. Золотые башмаки сверкали алмазами.

Голем резко повернулся и пошел в сторону леса. Послышался лязг драгоценного металла о камни, засверкали высекаемые им искры. Шагая, будто заводная кукла, он удалялся вглубь леса. Сухие ветки и мелкие деревца трещали, сломленные слепой силой. Фигура становилась все меньше и меньше и, наконец, вовсе истаяла в лесной чаще.
Потрясенная Дюймовочка долго пряталась за валуном. Зябко было сидеть, окруженной речным туманом, вечерняя свежесть проникала под плащ. Перед ее внутренним взором стоял зловещий Золотой Голлем. Что он? Кто он?

Девушка отправилась дальше, неся коробку на палке, перекинутой через плечо. Шагая, хоть можно согреться. Как часто мерзла она в последнее время! Разжечь огонь было нечем. Ей бы встретить рыбаков, забраться в уютный шалаш. В пути Дюймовочка нередко встречала их или пастухов. Они давали еду и кров, а девушка помогала вязать сети или строить из прутьев загородки для овец. Красота девушки и ее хорошие манеры заставляли думать людей, что перед ними принцесса.Всякий раз Дюймовочка испытывала неловкость.

Согревшись на ходу, она отдалась размеренному ритму шагов, и все шла и шла по берегу, решив двигаться, пока не упадет от усталости.

2. Обед в семействе лорда Мезеуса.

Лорд Мезеус, проходит к месту во главе стола, медленно переставляя огромные ступни, не спеша садится. Его кресло из темного дерева, как и все в этой обеденной зале, массивно и просто по форме. Изменения в облике лорда явны, его ужасная болезнь в срединной фазе.

Длинный стол, накрытый белоснежной скатертью, стоит посреди залы между двух рядов колонн из серого камня. Семья собралась то ли к позднему завтраку, то ли к раннему обеду. Так предписано ритуалом и так происходит день за днем.

Крипто, Близнецы Черный и Белый, Пусетта, неподвижно сидят за накрытым столом, ожидая знака к началу обеда.

Стены обеденной залы облицованы плитами из туфа. Их грубо отшлифованная поверхность, изрытая природными раковинами и извилинами, крошится во многих местах. Помещение столь обширно, что плоский потолок, расписанный сонмом ярко-крылых ангелов, шныряющих среди ватных облаков, кажется низким.

Недуг его светлости, лорда Мезеуса, распространяет миазмы повсюду. Этим он и опасен. Болезнь грызет и губит не только свою жертву, ее злые носители поражают сам ход жизни вокруг, саму природу. От этого в немалых владениях лорда воцаряется сумрак и уныние. Сейчас лето, но небо оккупировано войсками туч. Стены домов без видимых причин трескаются, посуда бьется, вода протекает там, где не надо и сохнет там, где нужна.
За какое бы дело не взялись умелые мастера, работа у них не клеится. Однако когда болезнь его светлости отступает, жизнь входит в привычное русло. Лазоревый кусочек неба открывается среди туч, прорываются лучи румяной зари. Но когда хворь усугубляется, засасывает все глубже Мезеуса в свою гибельную топь, беды в его владениях умножаются. Лик лорда становится все ужаснее, волосы на теле чернеют, превращаются в шерсть. Вслед за этим страдают и люди. Год за годом случаются неурожаи, скот умирает. Дома сами собой загораются. Зарождаются эпидемии, наступают холод и голод.

Обеденная зала освещена масляными лампами, закрепленными на колоннах. Их стеклянные плафоны похожи на мыльные пузыри выпирающие между черным металлом арматуры. Огоньки трепещут от неистребимых сквозняков, пятнышки света колеблются, танцуют на лицах обедающих. Здесь каждый день подметают уборщики, но пыль и паутина не желают покидать своих мест. Роспись на потолке трескается, осыпается понемногу. Изумрудные, васильковые, алые крылья ангелов блекнут. Бороздки от опавшей штукатурки, мелкие трещинки как паутина оплетают их крылья. Теплые лица небесных жителей еще улыбаются, но вот ангел в углу, справа от входа, изменился: крылья его стали похожи на крылья летучей мыши. Или это чудится?

По правую руку от Мезеуса сидит Крипто, приемный сын лорда, советник во многих делах. Длинное, подобное фигурно отлитой свече, лицо его опущено. Белые, полупрозрачные, как будто стеариновые пальцы, длинны и пластичны. Взглянув на них, можно усомниться, что у этого человека всего лишь два сустава на пальцах. За исключением лица, рук, манишки и сборчатых манжет из редких кружев все в его костюме темно-красное, цвета то ли слегка подгнившей вишни, то ли начинающей сворачиваться крови. Густые, бронзово-красные волосы красиво спадают по обеим сторонам лица и доходят до плеч. Веки, словно кукольные, прикрыты.

Но, когда Крипто отдавал распоряжения прислуге, разговаривал с приемным отцом или выслушивал наставления Фланьша, его глаза, глубоко сидящие под надбровными дугами, словно гипнотизировали собеседника. Они напоминали пару подгнивших вишен с червоточинками. Скромная одежда, облекала невысокую, гармоничную фигуру Крипто, столь естественно и непринужденно, что, казалось, он в ней родился.

Лорд Мезеус сидит, немного отодвинувшись от стола. Перед ним белая тарелка с широкой синей каймой. Тяжелые кисти рук, скрестившись, свисают со стола. Голова Мезеуса опущена, придавленная болезнью и унынием. Она огромна и страшна, почти не похожа на человеческую. Это голова летучей мыши, многократно увеличенная в размерах. Большие уши-локаторы, нос с вывернутыми ноздрями дразнят своей уродливостью. Рот, на удивление маленький, верхняя губа не прикрывает мелких острых зубов. Лицо и вся голова, кроме макушки, заросли шерстью. Лишь выражение глаз не подверглось изменению: так могут смотреть только мудрые и добрые люди. В них видно, что Мезеуса терзает страх не только за свое будущее, но и за судьбу вотчины. Природа недуга страдальца заключалась в том, что мельчайшие частицы мирового зла, как железные опилки на магните, оседали на невидимой оболочке его существа. Этот дьявольский кокон и заставлял претерпевать тело столь ужасные метаморфозы. Мезеус опасался, что если он умрет или сойдет с ума, сконцентрированное зло, разлетится, как мука на ветру. Невозможно было вообразить последствия.

Сильная и свободная натура лорда Мезеуса не позволяла страшной, мистической болезни переродить душу и разум.

Приближение недуга определялось изменением цвета глаз. От рождения Мезеус был кареглазым. Постепенно глаза зеленели, голубели, принимали цвет мутной берлинской лазури. Затем они начинали излучать, слабое сияние кобальта. На пике болезни очи его светлости горели ярким ультрафиолетовым огнем.

Лорд Мезеус, наконец, слегка качает головой. Тотчас же застучали серебряные вилки о фарфор. Обед начался. Стол выглядит неоправданно ярко и оптимистично в серой скучной зале. Две корзины с многоцветными фруктами возвышаются на разных концах стола. Один их вид производит освежающее действие. Среди хрустальных графинов, наполненных соками, винами и искрящейся газировкой, стоят канделябры. Их остовы из почерневшего серебра, ветвящиеся подобно деревцу, поддерживают по десять свечей. Несмотря на дневной час, без света масляных ламп и свечей не обойтись, ибо небо укуталось бесформенными серыми тучами. Огонь каждой свечи мерцает зыбкой четырехлучевой звездой. Круглые стеклянные вазочки на тонких витых ножках наполнены свежей мятой, валерьяной, крапивой. Обедающие сами делали себе салаты, поливая смесь трав оливковым маслом и виноградным уксусом. Жареные фазаны на круглых блюдах, огороженные узорчатым забором, из прекрасно прожаренных, хрустящих, как сухой лист тостов, выглядят живыми и важными. Каждое их перышко изготовлено из кусочка фиолетовой капусты и искусно наслоено на другое и так ряд за рядом. Три овальных серебряных блюда с каймой, имитирующей морской прибой, занимают разноцветные жареные рыбы: зеленая, синяя и оранжевая. Чешуя их сделана из окрашенной чечевицы.

Когда лорд Мезеус взял в правую руку тяжелую серебряную вилку, обернувшуюся вдруг зубочисткой, дверь, ведущая из кухни, отворилась, и к нему поспешил слуга, на широко расставленных, полусогнутых ногах. Одетый в затертый костюм и белый фартук, он нес на растопыренных пальцах, высокоподнятой руки, поднос с внушительным окороком. На полдороге слуга споткнулся и грохнулся на пол. Поднос отчаянно забренчал, окорок увесистым снарядом устремился в угол залы. Никто и бровью не повел. Тотчас из-за двери показался другой слуга в серой одежде. Он оказался счастливее, быстро достиг лорда Мезеуса и наполнил его тарелку. Неторопливо и задумчиво лорд начал ковырять поджаристую корочку.

Сидящий по левую руку от Мезеуса маленький человек в пыльном бархатном камзоле обратился к соседке: « Ты будешь рыбу, проказница? Какой тебе положить: синей или оранжевой?»

Эти двое казались пожилой супружеской парой, сохранившей нежность до седых волос. Однако, человечек в затертом, некогда нарядном камзоле и кое-как нахлобученном парике, являлся нянькой и воспитателем ерзавшего рядом создания. Старушке в массивных черных роговых очках по имени Пусетта на самом деле было десять лет. Господин Фланьш (так величали человечка) имел честь с давних времен воспитывать всех отпрысков семейства лорда Мезеуса. Когда-то он нянчил на своих коленях и его самого, розовощекого, с нежным пушком головке. Кроме того, в обязанности Фланьша входило изучение традиций и ритуалов, созданных многими поколениями старинного клана Мезеусов и своевременное напоминание о них господину. Это исполнялось с великим тщанием. Господин церемониймейстер читал в библиотеке тяжелые тома с записями о жизни предков, выяснял правила проведения свадебных церемоний, ритуалов крещения детей, приема гостей и других важных событий. Каждый шаг должен исполняться неукоснительно. Направляемая стараниями Фланьша, жизнь в семействе лорда Мезеуса соответствовала строгим правилам и текла в заданном русле, Реальность вносила коррективы, и преданный слуга, украсив нос очками, заполнял страницы очередного фолианта. Он описывал заслуживающие внимания ситуации, дабы потомки знали, как им следует поступить, если последует повторение.

Господин Фланьш ласкал и баловал давно повзрослевших воспитанников, изо всех сил пытаясь смягчить гнетущую обстановку. Он был олицетворением сердечности. Но что в силах преданного слуги? Принести шерстяные носки Черному и Белому? Подать дерзкой Пусетте лишний раз чашку какао с кунжутной булочкой? Насобирать для Крипто сломанных золотых часов для его тайных экспериментов? Пусть немного порадуются его дорогие любимые деточки. Фланьш был низкоросл, в его движениях проступало что-то обезьянье. Личико его всегда готово было сложиться в гримасу жалости и сострадания. Оливковая кожа с готовностью комкалась складками, отражая гамму всевозможных чувств. В бледно-голубых глазах с ярким зрачком обычно колебалась слеза.

До того как Фланьш предложил отведать рыбы, Пусетта сосредоточенно развлекалась. Вилкой она гоняла упругую маслину по фарфоровой глади тарелки. Усилия девочки кончились тем, что плод лопнул, наконец, косточка пульнула в канделябр и метко сбила слезящуюся свечу. Пусетта радостно запрыгала на стуле, сверкнула улыбкой, однако, сразу же виновато прикрыла рот рукой.

-Так что тебе положить? – повторил Фланьш, губы его скривились в укоризненную гармошку.
-Давай зеленую,- решительно прошамкала Пусентта, выбирая тонкую двузубую вилочку для рыбы. Пусетта, младшая дочь лорда Мезеуса, была рождена в черный период болезни, десять лет назад. Девочка родилась здоровой, но вскоре обнаружилось, что она чересчур быстро растет. И не просто растет – дряхлеет. Пусетта росла сообразительной, шаловливой, непосредственной, как и полагается девочке ее лет. Вот только стадии ее физического развития менялись стремительно. Сейчас десятилетний ребенок выглядел шестидесятилетней старухой. Бедняжка была еще одним наказанием семьи лорда Мезиуса, но отец, братья и добрейший Фланьш ее очень любили.

Напротив Фланьша и Пусетты сидели близнецы Черный и Белый. Они всегда соревновались между собой. Соперничество составляло существо их жизни. Сейчас они наперегонки поедали устриц. Перед Белым валялось четыре выжатых половинки лимона, перед Черным – три, в руке он держал четвертую и давил из нее сок на раскрытую устрицу. Использованные раковины они швыряли за спину. Молчаливый слуга в обеих руках держал по ведерку, он метался, ловя створки устриц каждого в отдельное ведерко. Близнецы беззвучно орудовали вилками, жевали, жонглировали, словно выполняли правила азартной игры. Сет ее закончился, когда гора устриц, обложенная льдом, истаяла, обнажив дно блюда с изображением играющего дельфина.
- Ну? – спросил Черный слугу.
- Одинаково.

Оба вздохнули.

Братья родились в светлый период жизни лорда. Они составляли единство и противоположность. Имена, данные им когда-то, теперь были забыты. Одного, который замечал, вычислял и учитывал все хорошее, называли Белым, другого, выискивавшего только плохое и гадкое – Черным. Их схожесть была абсолютной. Основное, что бросалось в глаза в высокой фигуре каждого – крупный, хорошо развитый костяк. Лица их были плоски и бледны. Оттопыренные уши гармонировали с бугорчатым, обритым наголо, черепом. Братья играли всегда: в шашки, в шахматы, в карты, перетягивали канат. И никогда не могли выиграть друг у друга. Каждый создал себе индивидуальную внешность, соответствующую имени. Белый размазал по лицу белила и нарисовал сурьмой горестно воздетые брови. Он был впечатлителен и сентиментален, постоянно кому-нибудь сочувствовал, кого-то жалел. Крупные слезы часто падали из его затуманенных глаз. Тонкий лягушачий рот, плотно сомкнутый, непрестанно подергивался и кривился, от подавляемого внутреннего волнения.

Черный жирно обвел глаза сурьмой, ярко накрасил губы, но не слишком заботился о своем гриме: он часто размазывался. Давным-давно Черный увлекся карнавальными мистериями, тогда он в первый раз надел обтягивающий костюм арлекина. Когда наряд, сшитый Фланьшем из зеленых, коричневых, желтых и черных ромбов износился, Черный потребовал себе такой же новый. Вот и сейчас он сидел рядом с Белым в поношенном арлекинском костюме. Кое-где виднелась искусная штопка, любовно выполненная тонкими пальчиками Фланьша. Поверх костюма накинуто было нечто вроде черного пыльника с большим отложным воротником. За столом Черный сидел с непокрытой головой, но из дома он никогда не уходил, без шлема в виде зловещей железной рыбы. Черный пытался придать лицу неприступное, снисходительное выражение, однако, ему мешала, такая же, как у брата, неистребимая ребячливость.

Белый одевался в просторный светлый балахон Пьеро. Жеманное личико Белого обрамлялось огромнейшим воротником, будто бы набранным из крупных серо-сиреневых лепестков. Несмотря на громоздкость пышного воротника и неудобство широких складчатых рукавов, Белый носил платье с отменной элегантностью. Его бритую голову покрывал колпачок из темно-зеленого шелка, сдвинутый на самую макушку.

Роль Близнецов в жизни семьи и всей страны была значительна. Проводя ладонями над головой человека, помахав ими, словно прощупав воздух перед его лицом, за спиной, со всех сторон, так и этак, Черный мог сказать, сколько в человеке зла, а Белый – сколько добра. Если количество совпадало или отличалось незначительно, клиент признавался нормальным. Удивительная способность братьев играла важнейшую роль в лечении их отца. Поначалу подсчет зла и добра велся приблизительно. Но однажды их гениальный сводный брат Крипто сумел создать перчатки из некоего эластичного материала: для Черного – черные, для
Белого – белые. Теперь, когда они в перчатках поочередно прощупывали воздух вокруг испытуемого, на перчатках Черного оседал черный порошок зла, а на перчатках
Белого – белый порошок добрых дел. Затем порошки взвешивали и получали определенные результаты.

Крипто неторопливо и обстоятельно рассекал фазанью грудку серебряным ножом. Он ел очень аккуратно, используя весь набор столовых принадлежностей, в изобилии окружавших тарелку.

Лицо лорда Мезиуса было безобразно, но это нисколько не пугало членов семьи. Уродливость, так же, как неприятности, сыплющиеся на голову каждого, имеющего честь находится рядом с его светлостью, являлась симптомом болезни. Лорд Мезеус был любим своими детьми. Его тяжеловатая фигура обладала той долей брутальности, которая украшает. Запоминался весь облик лорда, когда он, охваченный праздничным возбуждением, широким шагом пробирался через хороводы карнавальных масок. Близнецы, Крипто, Пусетта играли на палубе шхуны, окруженные толпой приглашенных. С подзорной трубой в руке, одетый в белый костюм, Мезиус возвышался на капитанском мостике. Вместе они плыли в открытое море. Здесь, на просторе, наслаждались маскарадной канителью, пили сладкое шампанское, взрывали петарды.

Теперь лорд Мезеус заболел второй раз. Появились новые зловещие симптомы. Лорд Мезеус много ел, тело быстро увеличивалось в размерах. В течении прошлого цикла болезни он вырос в полтора раза и стал тяжелее в три раза. Что будет теперь, никто не знал. Когда трагические изменения в лице и во всей фигуре становились слишком явными, Мезеус переставал появляться на публике. Реакция народа была понятна: от него в ужасе бы разбежались. Никто не видел жуткую образину изуродованного лица, но слухи, недобрые шепотки ходили между горожанами. Некоторые суть дела выворачивали наизнанку. Мол, сам дьявол одолел лорда, только иногда он притворяется добреньким. Но забота лорда Мезеуса о благосостоянии народа была очевидна, и слухи утихали, едва успев возгореться.

Поздний завтрак или ранний обед близился к концу. К лаю Цербера присоединилось тявканье Фефы, похожее на лай игрушечной собачки. Вскоре явилась сама Фефа. В проеме двери медленно двигался стог светлого пушистого меха. Стог закончился пышным трепещущим опахалом. Затем оно пропало, а в дверь просунулась широкая плоская морда. Когда-то Пусетте подарили маленького щенка пекинеса, а тот неожиданно вымахал до лошадиных размеров. Никто не удивился – болезнь лорда так повлияла.

Фефа неторопливо подошла к его светлости и скромно села. Ей, как и Церберу, запрещалось входить в обеденную залу. Но одним из бесконечных ритуалов, соблюдаемых в семье, являлось нарушение запрета. Фефа бесконечно долго буравила хозяина своими черными глазами величиною с крупный грейпфрут. Лорд покончил с окороком и пил вино. Пусетта не выдержала и, соскочив со стула, предложила попрошайке фазанье крылышко, но та отвернулась. Тогда Мезеус протянул внушительную кость. Аккуратнейшим образом Фефа подцепила кость зубами и шустро засеменила прочь.
- Отдай! – тотчас завопила Пусетта.

Фефа прибавила прыти, а девушка-старушка, шаркая мягкими розовыми пинетками, ринулась за ней. Лорд Мезеус вытер рот салфеткой и, опершись о стол, встал. Под его рукой ножка стола подломилась, противоположный угол вздыбился, а предметы роскошной сервировки и объедки низверглись. Близнецы с грохотом опрокинулись навзничь вместе со стульями. Их длинные ноги синхронно вознеслись. Фланьш, не успев проронить ни звука, оказался погребенным в куче мусора.

Несчастный Мезеус, скорбно согнувшись, вышел. Обед закончился. Слуги принялись орудовать метлами, а Фланьш стряхивал со своего костюма кусочки салата и рыбьи кости. Лишь леди Резеды Мезеус не было на обеде. Она отсутствовала уже двенадцать лет.

3. В разрушенном храме.

Утром Дюймовочка вышла к разрушенному храму. Принимая четкие контуры, он выплыл из тумана, словно тайнопись, проявляющаяся на листе бумаги. Раздвинутые ветки мертвого дерева, роняя капли, нехотя позволили взойти на полуразрушенное крыльцо. Дюймовочка зашла внутрь, и старая дверь, заскрипев, поспешно захлопнулась, Путнице хотелось одного: прилечь, согреться, отдохнуть. Внутри храма царила полумгла. Из купольных отверстий проникал рассеянный свет. Из двух окон первого этажа, затянутых паутиной, на грязный пол падали тусклые отблески. Остальные окна были заколочены.

Дюймовочка заметила у одной из четырех центральных опор мешки и кучу тряпья, она решила прилечь здесь. Опустившись на них, девушка почувствовала что-то мягкое и живое. Раздался хриплый вздох, кто-то зашевелился. Дюймовочка вскочила.

- Это ты, Бреус? – человек, укрытый рваным одеялом, потянулся и сел.
- Ты кто? – сонно моргая, разбуженный уставился на Дюймовочку. Девушка расположилась на мешке, придвинутом к колонне.
- Принцесса, - утвердительно молвил оборванец, удобно усаживаясь на продавленный матрац, - Вся дрожишь. Надо тебя согреть.
Он ухмыльнулся и заорал: «Бреус, у нас гости!»

Из черного проема рядом с алтарным возвышением показался невысокий хилый человек. Над обвислыми щеками парили роскошные, закрученные спиралями, оранжевые усы.

- Вот это усы! – невольно воскликнула восхищенная Дюймовочка, - Какие они красивые!
- Правда? – польщенный коротышка огладил свою достопримечательность. - Им еще расти и расти, через месяц я их сбрею. Я всегда отращиваю усы год, потом сбриваю, - пояснил он и, засунув большой палец под шапочку, почесал лысый череп.
- Он у нас художник по жизни, - заржал сидящий на матраце, - Принципиальный. Если б делал чего еще, здесь бы не находился.
- Душаво, на себя погляди, - не обидевшись, Бреус занялся приготовлением завтрака. Из принесенного мешка он достал хлеб, положил его на засаленную доску. Стал разжигать костер.
- Откуда ты такая красивая? – бормотал он, - Сейчас выпьешь чаю, согреешься. Может, дать ей водки? Душаво! Ей надо сейчас.
- Нету, - равнодушно сказал тот, шевеля грязными пальцами ног, торчащими из дыр в носках, - Как ты не боишься одна ходить? Про маньяка не слыхала, что ли? Неделю назад убил кондитера, это его третья жертва.

Дюймовочка переглянулась с Мартой.
- Это кто там у тебя?- Полюбопытствовал Душаво, повернувшись к Дюймовочке и обдав ее несвежим дыханием.
- Неважно, - девушка прикрыла коробку рукой. Бреус подвесил чайник над разгоревшимся костром.
- Раз не знаешь про маньяка, значит, пришла издалека. Верно?
Дюймовочка кивнула. Свою историю она не собиралась рассказывать.
- Ты и вправду принцесса? – продолжил допрос Бреус. Он вытащил замызганные чашки откуда-то из-под сломанного ящика.
- Кожа у тебя белая-белая, прическа замечательная, вся из косичек. И одежда господская, неважно, что запачканная.
- Нет, я не принцесса.
- Ну ладно. Маньяка ведь никак не могут изловить. Ловят, ловят – не поймать. Он умный очень. Почему-то носы своим жертвам уродует. Почему – никто не может понять.
- Когда я шла сюда берегом реки, то встретила какого-то… Голема, - поделилась Дюймовочка, - Это не он? Не убийца?
- Что-о-о-о? – Душаво вылупил на нее глаза, - Голема? Золотого?
- Да, он огромный, осыпан драгоценными камнями, очень страшный. Сильно меня напугал, я убежала от него.

Напрягшись так, что нафабренные усы его сильно задрожали, Бреус сверлил девушку недоверчивым взглядом.
- Насчет убийцы. Никто ведь не знает, как он выглядит. Но то, что ты видела знаменитого Драгоценного Голема – это точно.
- Ой-ей! – стонал Душаво, схватившись руками за голову. Он упал в изнеможении на спину и дергался в притворных судорогах, – Ой-ей-ей!
- Зря убежала, - задумчиво сказал Бреус, - Этот Голем мог бы тебя озолотить. Стала бы богатейшей особой. Был у тебя такой шанс. Ведь Голем появляется раз в двенадцать лет, бродит по лесам, полям. Может и в городе появиться. Как привидение: нет его и вдруг раз! – и возник. Двенадцать лет назад он озолотил одну уродливую циркачку. Бородатую, слононосую, с голубой кожей. Непонятно, как и кого он выбирает, чтобы озолотить. Голем отсыпал груду золота. Только в большущий сундук поместилось все это богатство. Денежки теперь у нее не переводятся. Даже сейчас через двенадцать лет!
- Да, я не знала, - Дюймовочка пребывала в смущении.
- О-о-о-о! Не знала! – стонал Душаво, - Если бы он мне встретился, я бы ему стихи почитал. Я поэт!

Он извлек из прорехи тонкую книжечку, обернутую куском залосненной кожи.
- Хотите, почитаю?
- Я тебя умоляю! – завопил Бреус, - Твоему Голему стихи нужны еще меньше, чем мне! Декламируй свои произведения без меня, а то мне придется заткнуть уши.
- Вот почитал бы я ему стихи, - вдохновенно продолжал Душаво, не слишком слушая Бреуса, - а он бы вытянул руку в золотой перчатке, а из перчатки выросло бы деревце. А на деревце стали бы расти золотые монеты. И они бы сыпались, сыпались, пока целая гора бы не навалилась.

Опухшие веки Душаво прикрылись, его чумазое лицо приняло мечтательное выражение.
- Кто его знает, кого Голем выбирает, - повторил Бреус, вороша горящие сучья в костре, - про то, как деревце вырастает; про то, как монеты сыплются, бородатая циркачка рассказывала, - пояснил он.
- В цирке она выступала, танец живота исполняла преискуснейше. Теперь танцевать ей не надо- богатая и важная стала, ездит в карете, запряженной четверкой лошадей. Бороду вывела – Мандрагора помогла избавиться.

Ошеломленная услышанным, Дюймовочка грела руки, протянув их над костром. От просыхающей одежды шел пар. Девушка кашляла. Огонь освещал коробку с Мартой. Бреус с любопытством на нее поглядывал.
- Наливай чай, пей. Чайник закипел, - сказал он, -Не то сляжешь. Голова болит у тебя?
- Иди к Мандрагоре, она любую болезнь может вылечить, - подал голос Душаво. Он дул на чай, остужая его.
Втроем они молча сидели у костра. В помещении разрушенного храма пахло плесенью. На толстой балке перекрытия, расколотой и прогнувшейся, сидела крыса. Раздавалось воркование голубей, ютившихся под самым куполом.
- Все хорошо, - довольно сказал Душаво, - Может, почитать все-таки стихи?
- Не надо. – Бреус протестующе поднял руку, - Новые-то, что не пишешь? Не можешь больше? И что хорошего? Его светлость лорд Мезеус болеет. Какая-то чертовская у него хворь. Из-за этой болезни все-то у нас плохо. Дожди идут, холодно, погода не летняя. Дома разрушаются, все идет наперекосяк.
- Неужели так бывает? – усомнилась Дюймовочка.
- Бывает, - глядя на огнь, Бреус задумчиво трогал свой ус, - Сейчас болезнь возвратилась. Одиннадцать лет назад случилась с ним та же история. Торчит у себя в замке, людям не показывается. Этот храм сгорел тогда. Вот и стоит с тех пор разрушенный.
- У тебя в коробке что? Голова-растение? – задал, наконец, вопрос Душаво, давно мучавший его, - Редкая штука, дорогая.

Дюймовочка промолчала; она боялась, что Марту отнимут. Та притаилась и не подавала голоса.
- И что ты дальше намерена делать, красавица? – опять спросил Душаво, укладываясь на грязный матрац. Он накинул на себя ветошь. От его убогой постели несло затхлостью. Ероша бесцветные, сальные волосы, Душаво поскреб в затылке.
- Вот там слева от алтаря вход, видишь? Это тоннель начинается. Он ведет к кельям. Там под горой монастырь подземный раньше был. Теперь там нищие, побродяжки обретаются. Хочешь, и ты там поживи.

Он вопросительно глянул на девушку.
- Нет уж, - она передернула плечами, - Я дальше пойду.
Бреус порылся в тайнике у колонны, достал несколько картофелин и бросил их в затухающий костер. Дверь со скрежетом распахнулась, ввалился субъект в кожаном жилете, перепоясанном широким ремнем. Этот чернявый красавчик с головой, повязанной красным платком на пиратский манер, был сильно нетрезв.
- П-пр-приветик, господа, - картавя, проговорил он и, вихляя бедрами, приблизился к костру. Он пребывал в прекрасном расположении духа.
- Шипотник явился, - сказал, словно пожаловался, Бреус, глядя на Дюймовочку.
- Ну, с чем тебя сегодня можно поздравить? – обратился он к субъекту.
- Кое-что принес, да, принес, притащил. Утащил и притащил. Ха-ха-ха. А что тут с вами за барышня? А? Откуда она?

С размаху красавчик плюхнулся рядом с девушкой. Еще падая, он попытался влепить ей поцелуй. Дюймовочка отпрянула, обеими руками оттолкнула его. Коробка с Мартой опрокинулась; та вскрикнула, закрыла листьями глаза.
- Ба-а-а! Что это у вас такое? Гово-р-рящая голова-растение? Какая вещь д-дор-р-рогая! – Шипотник попытался схватить коробку, но Дюймовочка, крепко прижимая ее к себе, отскочила в тень за колонной.
- Оставь девочку, - храбро вступился тщедушный Бреус, - Не трогай ее!
- А, ладно, - махнул рукой Шипотник, - Потом…
Пьяный и довольный, он растянулся на тряпье, скрестив ноги в сапогах.
- Посмотри-ка лучше, что я сегодня украл! – Шипотник полез в карман штанов и вытащил предмет, состоящий из двух золотых дисков и голубого блестящего шарика между ними. Все это держалось вместе без каких-либо видимых креплений.
- «Звучащий шар!» До-р-ро-рогая штука! – самодовольно похвастался Шипотник, - Вчера на рынке сразу два таких спер. Один уже продал. Денежки тут. (Он позвенел ими в кармане).
Воришка нажал пальцами на диски, и полилось пение, чудесное, нежное, завораживающее.
- О как!

Некоторое время все молча слушали. Прекрасный голос, поднимаясь ввысь, заполнил пространство храма. Он был осязаемым, он как будто гладил щеки, ерошил волосы. Казалось, не только ушами внимали слушатели пению, но и всеми частями своих тел.
Вдруг Дюймовочка заметила, что какое-то неуклюжее существо протискивается в дверь, ведущую из подземного хода.
- Кто это? – встревожилась она.
- А? Что? – очнувшись, Бреус обернулся в ту сторону, куда указывала девушка, - А, это Минот пришел послушать музыку. Не бойся, он смирный.
«Смирный» Минот с трудом вылез из темной дыры и расправил плечи. От вида этого здоровяка с бычьей головой и телом, напоминающим утес, у Дюймовочки по спине пробежали мурашки. Башка, намного более крупная, чем у обычного быка, сидела на толстой шее, переходящей в мясистый загривок. В очертаниях морды животного сквозила странная схожесть с человеческим лицом. Минотавр держал банджо. Оно казалось игрушечным в его сильных короткопалых ручищах. Гигант с наслаждением слушал музыку. Дюймовочка с удивлением поняла, что его глаза мечтательны и даже грустны.
- Минот обитает в громадной пещере, в подземном монастыре, - сказал Душаво, очищая испекшуюся картофелину, - Он редко выходит наверх; ему трудно пробираться по подземному ходу. Он большой очень.

Пение стихло. Прошуршала крыса, заворковали голуби. Шипотник спал, приоткрыв рот. Он повернулся на спину и захрапел так, будто силился затмить только что прозвучавшую песню.
Минотавр задумчиво бродил в отдалении. Его одежда из грубой мешковины пародировала костюм франтоватого вельможи: широкие, короткие штаны с подвязками, куртка с буфами на рукавах – все украшено бантами из мочалки и древесного лыка. Неожиданно Минот запел. Щипля струны короткими, толстыми пальцами, он извлекал из банджо отвратительные звуки. Одновременно неумелый певец мычал – то отрывисто, то протяжно. В какофонии звуков слышалось нечто, напоминающее человеческие слова. Однако смысл в них разобрать было невозможно.
- Заткнись, глупая корова! – заорал Шипотник, проснувшись и протерев глаза, - Твое мычание невыносимо, тупица.
Минот обиженно умолк и склонил свою рогатую голову. Затем он принялся жевать сено.
- Спасибо за чай, - сказала Дюймовочка, поднимаясь, - Мне пора идти.
Шипотник вскочил.
- Что ж, милашка, если ты не хочешь поразвлечься с нами, я тебя провожу,- охотно вызвался он, развязно стискивая ее плечи, - Ох, какая ты горячая!
Бандит захихикал.
- Да у нее лихорадка, - беспокойно сказал Бреус, - Ей надо к Мандрагоре. Только ты, Шипотник, не суйся. Минотавр проводит девочку.

Дюймовочка с коробкой в руке побрела по широкой дороге. Гравий хрустел под ногами. Дорога, проходившая через лес, должна была привести ее к оранжерее. Там Мандрогора устроила больницу. Потеплело, туман рассеялся. С обеих сторон дороги темнели хвоей высокие ели. Редкие дубы и осины своими широкими кронами заполняли пространство между ними. Перекликались между собой птицы. Минотавр плелся позади, шагах в тридцати от девушки. Он терзал ее слух, упорно продолжая музицировать. Изредка Минотавру удавалось наиграть отрывок мелодии, но следом звучало что-то невразумительное. Минот, не переставая, «пел». В беспорядочном мычании, тем ни менее, проскальзывала сентиментальность серенады.
С левой стороны лес начал редеть, стала заметна блестящая полоска воды. Вскоре вид на залив полностью открылся. Вдоль по песчаному берегу тянулись сохнущие рыбачьи сети. В море маячили светлые паруса шхуны. На другой стороне залива обозначился силуэт города. Там доминировали храмы, своими контурами напоминающие сосульки, перевернутые остриями вверх.

Внезапно музыкальные упражнения Минота оборвались и Дюймовочка обернулась. Она увидела Шипотника, который что-то втолковывал склонившемуся к нему гиганту. «Он все время крался за нами, - с тревогой подумала Дюймовочка, - Как теперь от него отвязаться?» Она продолжала идти, тихо беседуя с Мартой.
Шипотник начал приставать издали:
- Эй, красавица, ты не скучаешь? Я могу много интересного рассказать.
Дюймовочка не отвечала.
- Давай помогу нести коробку. Ты не устала?
Разбойник догнал ее и шел рядом. Девушка почувствовала себя беспомощной.
- Ну, расскажи, где ты раздобыла «говорящий кочан»? – донимал ее Шипотник, - Может, украла?

Дюймовочка быстро шла, почти бежала, моля бога, чтобы встретить случайного прохожего. Вдруг она почувствовала еле уловимое сотрясение земли. Оно могло быть вызвано копытами лошадей, бегущих вдалеке.
- Молчишь. Вот видишь, наверняка, украла эту голову, - Шипотник взялся за ручку коробки и потянул к себе.
Дюймовочка крепко держала свое сокровище. Послышался отдаленный конский топот.
- Зачем она тебе, дурочка, - уговаривал бандит, - Ты красивая. Тебе и так денег дадут.
Тут Шипотник изо всех сил рванул, но ручка коробки оторвалась, и добыча упала на землю. Он увидел две приближающиеся кареты и застонал от досады.
- О-о-о-о! Это же Про и Контра! Они уже про все пронюхали! Господи! – выкрикнул он загадочную фразу. - На меня донесли!

Шипотник развернулся и на полусогнутых ногах помчался прочь от подъезжающих карет. Неожиданно он вернулся, бросился с дороги в сторону леса, снова вернулся. Наконец, вор замер, как статуя. Встал, широко расставив ноги и растопырив руки, словно отдавал себя на волю судьбы.
- Придется стать хорошим, - процедил он сквозь зубы.

Одна из подъехавших карет, запряженная четверкой белоснежных лошадей, также белая, вся была покрыта золочеными завитками. Гривы и хвосты лошадей, заплетенные в косички, поблескивали заколками. На головах благородных животных колыхались высокие султаны из страусиных перьев.

Вторая карета была черной и запряжена четверкой вороных. Разгоряченные кони храпели и били копытами. Форейтор, соскочив с запяток, распахнул дверцу белого экипажа. Оттуда вылез важный господин в просторном балахоне пьеро. Из черной кареты показался вельможа в костюме арлекина, закутанный в плащ. На голове его возвышался металлический шлем в виде остова зловещей рыбы. Двое приехавших господ решительно направились к Шипотнику, покорно наблюдавшему за разворачивающимися событиями. Человек в костюме арлекина по-военному печатал шаг. Его лицо, несмотря на маску веселья, намалеванную гримом, выражало непреклонность. Франт в белом балахоне с пышным воротником порхал, будто пародировал легкие танцевальные па. Глаза Белого закатывались, губы подергивались; он будто бы уже жалел преступника за возможно строгое и незаслуженное наказание.

Приблизившись, один из них прикоснулся к правому плечу Шипотника черным жезлом, другой – к левому плечу белым жезлом. Затем они повернулись и возвратились к черной карете. Шипотник, не сопротивляясь, поплелся за ними.

Дюймовочка стояла поодаль и наблюдала за арестом воришки. Закончив дело, Белый подошел к ней, склонился в изысканном поклоне и, стянув с головы колпачок из темно-зеленого шелка, проворковал:
- Юная леди, могу ли я просить разрешения помочь вам исполнить любое ваше желание?
Его слащавый тон и замысловатость выражений заставили Дюймовочку подумать, уж не издевается ли шутник, но она улыбнулась и ответила:
- Можете.
- Так я прошу.
- В таком случае, буду очень благодарна, если довезите меня до оранжереи.
На лице Белого отразился фейерверк чувств. Он сделал пируэт, взмахнув руками. Жест означал: для вас все, что угодно! Дюймовочка и Белый тотчас сели в карету, щелкнул кнут, и они отправились в путь.

     4. Крипто.

Крипто попал в семью лорда Мезеуса новорожденным. Леди Резеда обнаружила его, запеленатым в лоскуты шелка, лежащего неподалеку от маяка, и принесла домой. (Она совершала ежедневные прогулки вдоль линии прибоя). Добросердечная леди Резеда не могла пройти мимо слабых и беззащитных. Она жалела и нищих, и калек, даже стрекоз с оторванным крылом. Лорд Мезеус не возражал – мальчик был очень красивым. О семье малыша ничего не удалось узнать. Бесспорно было только то, что родители младенца зажиточны. Данный вывод следовал из осмотра его пеленок, богато украшенных кружевами. На шелковых пеленках нашли также вышитый серебряными нитями знак: волнистая линия в круге. Прав на ребенка так никто и не предъявил, и он прижился в семье Мезеуса.

Лорд относился к нему как к родному сыну. Мальчик оказался очень умным: в три года научился читать самостоятельно. Малыш часами читал старинные тексты, с трудом листая заскорузлые страницы. В пять лет Крипто упросил приемного отца позволить ему тихонько сидеть на совещаниях ученых мужей. Мальчик никому не мешал, только, широко раскрыв глаза, внимал. Очень скоро нежным голоском Крипто начал невзначай высказывать столь прозорливые суждения, что у Мезеуса пробегал холодок по спине. Лорд Мезеус вскоре привык к этому и однажды понял, что может удалить нерадивых советников. Конечно, это случилось не сразу, а после нескольких случаев утечки ценной информации.

Крипто в семь лет стал единственным полноправным советником приемного отца и лорд Мезеус ни разу не пожалел об этом. Крипто обладал феноменальной способностью просчитывать вероятность развития событий и выстраивать оптимальный план действий. Лорд Мезеус не пытался понять, откуда у приемыша такой дар и полностью доверился ему. За собой он оставил право окончательного решения. В десять лет Крипто убедил приемного отца предоставить ему большое помещение, где бы он мог экспериментировать. Мезеус не возражал: в огромном замке, окруженном водой, семья использовала лишь часть комнат. Его светлость даже не знал, что находится в некоторых залах заброшенных флигелей.

Для Крипто оборудовали прекрасную большую лабораторию для опытов. Мезеус не поскупился: реторт, пробирок, колб, мензурок, разнообразных инструментов, а также новейших приборов здесь имелось множество. Лорд присутствовал при опытах и всегда поражался оригинальностью подхода к экспериментам, а также тем, как содержателен и парадоксален был Крипто в своих объяснениях результатов. Мальчику предоставили право делать все, что ему захочется. Он пользовался доверием своего приемного отца, его сыновей и слуг, но сердечных отношений между ними не завязывалось. Никто и не подозревал, что мальчишка с малых лет мечтал стать наследником лорда Мезеуса. Приемыш держался отстраненно и холодно, однако его идеальное поведение не дозволяло домочадцам и прислуге ощутить к нему неприязнь. В дружелюбии гордец не нуждался. В сердце его царила рациональность.

В детстве Крипто с увлечением исследовал механизмы, старался понять, как взаимодействуют между собой шестеренки, зубчатые колесики, пружинки, винтики. Теперь юноша изучал жизнь как некий сложный механизм. В нем вращалось несметное количество невидимых шестеренок. Он ощущал себя отстраненным исследователем, подцепившим реальность, как ком грязи кончиком пинцета. Внимательный естествоиспытатель изучал тот ком под микроскопом и находил в нем много любопытного.

Однажды приемного отца поразил странный недуг. Крипто сумел определить фантастическую природу заболевания. Он выяснил, что для излечения приемного отца необходимы преступники и, чем более жестокие, тем эффективнее будет результат. Крипто понял, что лорд Мезеус может взглядом воздействовать на преступника так, что сам  при этом излечится. Злодей в этот момент станет добросердечным. Параллельно возникнут два положительных процесса: государство начнет избавляться от преступников, а правитель поправиться. Для поимки преступников усилили действия тайной полиции. Суд вершили братья-близнецы, Черный и Белый. Для определения абсолютной справедливости, Крипто снабдил близнецов перчатками из особого материала.

Теория гениального юноши оказалась верна и лорд Мезеус излечился. В знак благодарности он уступил просьбам приемыша перенести лабораторию на заброшенную баржу, служившую раньше плавучим танцевальным залом. Крипто намеревался отвести баржу подальше от берега и, таким образом, сделать свое обиталище недоступным.  «Зачем ему это нужно?» - думал Мезеус, но дал согласие.

Крипто изучал людей, животных, растения и мертвую природу. Он разумел, что между ними имеются не просто химические и механические взаимодействия. Их соединяли невидимые нити неизвестного происхождения. Вокруг Крипто жили волшебные создания, происходили  необычные явления, существовали предметы со сверхъестественными свойствами. С одинаковым рвением он изучал процессы природного и мистического происхождения. Например, строение человеческого мозга и механизм его работы интересовали Крипто так же, как и волшебная способность жабы Пипы Суринамской лечить сердца людей.

Благодаря своему методу, Крипто изобрел прибор, который назвал «Звучащий шарик». Прибор состоял из клейкого желе голубоватого цвета и помещался между двух золотых дисков, диаметром пять сантиметров. Детали держались между собой без каких-либо видимых креплений.  Если шарик присоединяли к осколку стекла и прикладывали к горлу говорившего человека, он «записывал» звук голоса, а затем, вновь вставленный между золотыми дисками, начинал звучать. Голос «включался» легким нажатием на пластинки. «Звучащий шарик» помогал Крипто подслушивать: голоса беседующих в комнате, «записывались», если шарик незаметно приклеивали снаружи на окно. Также «Звучащий шарик» дал возможность молодому исследователю слушать пение Мандрагоры. Мандрагора – это волшебное растение, исцеляющее людей. Все знали, что она чудесно поет, но одновременно убивает своим пением. «Записанные» звуки были безвредны. Теперь, колдуя в лаборатории, Крипто наслаждался прекрасной музыкой.

Свое изобретение юноша подарил людям. Устройств изготовили достаточное количество. Прибор стоил дорого, им могли пользоваться только богачи.

Крипто исследовал способность Близнецов оценивать плохое и хорошее в человеке и обнаружил взаимосвязь деятельности их мозга с чувствительностью ладоней и кончиков пальцев. Он разработал состав некоего вещества, из которого сделал эластичные перчатки. Осаждающееся на перчатках в виде черного и белого порошка концентрированное добро и зло легко определялось взвешиванием.

Крипто имел один изъян: он не мог видеть сны. Его желание знать, что такое сны граничило с безумием. Однажды юноша открыл, что люди могут видеть сны благодаря органу, находящемуся в мозгу, в центральной области лба. Он назвал этот орган «кристаллом сна». Далее Крипто выяснил, что «кристалл сна» имеют и животные, и волшебные существа, и растения. Препарируя кошку, юноша длинным крючком, с захватывающей петлей на конце, через нос животного извлек этот удивительный орган. Таким крючком пользовались египетские жрецы, вытаскивающие мозг мертвеца перед его бальзамированием. Орган представлял собой прозрачную фасолину из бесцветного, довольно плотного желе. Продолжая работать, Крипто сконструировал аппарат, считывающий видения из «кристалла сна» и проецирующий их на любую плоскую поверхность, например, на стену.

К жажде познания, всегда сжигавшей юношу, примешивалось горькое чувство неполноценности. Почему он не видит сны? Любопытство заставило его убивать людей. Еще до этого Крипто препарировал трупы. Он убил трех человек, с гениальной расчетливостью скрыв преступления. Свои жертвы он выбирал среди поставщиков снеди к столу приемного отца. Первой жертвой стала торговка фруктами. Крипто последовал за ее повозкой. Ослик вез таратайку, груженную громадными оранжевыми тыквами, полосатыми арбузами и дынями, по лесной дороге. Женщина увидела гриб в зеленом мху у зарослей орешника. Она остановила повозку и поспешила в лес. Возле кустов Крипто напал на нее. Он извлек из герметично закрытой коробки фланелевый лоскут, обильно пропитанный снотворной смесью, и зажал им рот и нос зеленщицы. Затем длинным крючком, стараясь как можно меньше повредить лицо жертвы, он осторожно вытащил «кристалл сна». Все оказалось просто. Крипто удалился, оставив торговку недвижимой, с залитым кровью лицом. Он принес драгоценный трофей домой в пробирке с консервирующей жидкостью. Страсть Крипто к познанию истины можно было сравнить со страстью курильщика опиума к дурману. Добившись результата, подтверждающего его гипотезы, юноша испытывал экстаз.

Крипто не знал наверняка, умрет ли торговка, подвергнутая операции. Он не хотел ее смерти. Перед своим уходом он выложил камешками на дороге надпись со стрелкой: «Там раненая». Позже он узнал, что женщина погибла.

Крипто не в первый раз извлекал «кристалл сна» и просматривал видения, содержащиеся в нем. До этого он экспериментировал с животными и трупами людей. Аппарат, проецирующий на стену картины сна, был еще несовершенен. Недавно Крипто нашел заброшенную лабораторию в нежилых лабиринтах замка. Он обнаружил множество предметов, предназначенных для алхимических опытов. С их помощью юноша устранил недостатки, мешавшие работе уникального аппарата.

Картинки снов, спроецированные из «кристаллов сна» трупов были затемнены, отрывочны, нечетки. Сновидения кошек и собак показались Крипто примитивными, но необычайно интересными тем, что открывали подробности «личной жизни» животных. Сновидения живого человека, показанные усовершенствованным аппаратом, поразили молодого ученого. Они выглядели необычайно яркими и отчетливыми. На экране бурлила вселенная эмоций и переживаний. Во снах торговка ощущала себя то королевой, то блохой. Почти все деяния хозяйки сна носили бредовый характер, но, несмотря на это, чувства выглядели свежими и отчетливыми: то вздорными, то трогательными, то грязными. «Кристалл» содержал в себе сновидения за всю ее жизнь. Крипто узнал, какой она была в детстве и какой стала бы, если б дожила до старости. Наполненность бессознательной жизни этой толстой, внешне малопривлекательной женщины, потрясала.

Опьяненный результатами опыта, Крипто жаждал добыть еще один «кристалл сна» у живого человека. Ему удавалось это сделать снова и избежать наказания. Следующей жертвой стал рыбак. Когда он в лодке переправлялся к своей лачуге на отдаленном мысу, юноша догнал его вплавь. После совершения преступления Крипто доставил рыбака на берег. Произведенная операция оказалась для рыбака трагичной, но не смертельной. Жена нашла его и отвезла к Мандрагоре. Рыбак потерял память, и был обречен безвольно сидеть на стуле, пуская слюни.

После просмотра снов рыбака, принесших ему огромное удовольствие, Крипто ощутил безудержное влечение к убийствам. Объективно сделав вывод, что он чудовище, «естествоиспытатель» обеспокоился и решил обуздать захватившую его страсть. Впрочем, не сами преступления, не наслаждение жестокостью влекли его; предметом вожделения являлись «кристаллы сна» жертв. Крипто решил отвлечься от жуткого вожделения, переключившись на изучение «сонных кристаллов» живых растений. Молодой ученый знал, что существуют поющие плоды и разумные растения-головы, способные предсказывать будущее. Он увлекся их поисками. Звучащие плоды: яблоки, груши, персики представляли собой большую редкость. Среди сотен груш, вызревших на фруктовом дереве, могла уродиться лишь одна поющая. Уникальные плоды были очень красивы, намного крупнее обычных и теплые на ощупь. Они чудесно пели, согретые солнечными лучами. Но как заполучить эти редкости? Одно из таких растений-голов венчало корону самой Мандрагоры. К сожалению, добыть его не представлялось возможности. «Сонный кристалл» имелся и у простых фруктов, он находился сразу под черешком.

Прошло два года с тех пор, как Крипто подверг страшной операции рыбака, отчего тот потерял память. Все это время молодого ученого преследовали преступные мечты. Настойчивая мысль о том, какие потрясающие сны мог видеть приемный отец, сначала мимоходом посетила его, затем стала являться чаще и чаще и, наконец, прочно завладела его сознанием. Ведь лорд Мезеус, так страшно меняющийся в течении болезни, был весьма необычен. По поведению юноши невозможно было догадаться, какие чудовищные мысли клубятся в его голове. Отношения с приемным отцом не изменились, хотя стали чуть более холодными и отстраненными. Как всегда, Крипто давал незаменимые советы в решении семейных и государственных дел. Возникшие проблемы, подвергнутые его холодному анализу, благополучно разрешались.

Самому Крипто принадлежала честь обнаружения причин мистического недуга лорда Мезеуса. Юноша нашел способ лечения. К несчастью, болезнь вернулась к его светлости в более тяжелой форме, и молодой ученый наблюдал ее развитие. На обезображенном, покрытом шерстью, лбу Мезеуса Крипто начал замечать слегка обозначившийся под кожей бугорок, который очень походил на «кристалл сна», выходящий наружу. Это странное новое явление подстегивало его жгучее любопытство.

Напуганный неистовостью своей порочной страсти, Крипто иногда хотел признаться в убийствах и рассказать отцу о страшных помыслах. Тогда Мезеус воздействовал бы на него взглядом и излечился бы. Сам Крипто стал бы нормальным человеком. Но тут возникали два вопроса. Первый: если он пожелает добровольно спасти отца и исправиться, не пропадет ли его потенциал зла, способный излечить Мезеуса? Второй: если он исправиться, то как он станет добывать «кристаллы сна»? Крипто не сможет уже никогда погубить человека и исследования прекратятся.

Существовали еще три важных аргумента, которые Крипто не мог не учитывать. Первый: он жаждал унаследовать власть, что представлялось вполне вероятным. Хоть отношения их были сдержаны, лорд Мезеус любил приемного сына и ценил его острый аналитический ум. Родные сыновья-близнецы казались ему безалаберными и легкомысленными. Их способность определять количество добра и зла вовсе не требовала работы ума. Это была такая же данность, как цвет их глаз.

Второй аргумент: в случае удачного покушения на лорда слишком сложно уйти от наказания. Конечно, можно мотивировать необходимость операции по удалению «кристалла сна» излечением его светлости. (В пользе операции Крипто не был уверен.) Почти всегда он действовал наугад. Ряд совершенных преступлений сразу бы раскрыл его как жестокого убийцу. Ведь носы жертв были изуродованы, как стал бы изуродован нос Мезеуса.

Третий аргумент: последствия смерти лорда Мезеуса представлялись непредсказуемыми.

Душу Крипто постоянно тревожили противоречивые желания. С одной стороны, он хотел, чтобы приемный отец поправился, ведь лорд сделал так много добра. (Но где взять жестокого злодея, если исключить самого Крипто, ведь благодаря действиям тайной полиции и Близнецов, злодеи почти перевелись). С другой стороны, юноше страстно хотелось получить наслаждение от созерцания сновидений его светлости.

Еще Крипто беспокоила вероятность того, что Мезеус, лишенный «кристалла сна», сойдет с ума. То зло, которое вынуждало видоизменяться Мезеуса, удерживалось силой воли его светлости и могло вырваться в мировые просторы.

До сих пор Крипто удавалось сдерживаться, но недавно он снова напал на человека, чтобы достать «кристалл сна». Жертвой являлся кондитер, который в одиночестве пек вафли в своей пекарне. Как всегда, Крипто выбрал благоприятный момент и ничем себя не выдал. После того, как юноша сделал жуткую операцию, кондитер скончался.

5. Леди Резеда, болезнь лорда Мезиуса

          Близнецы Черный и Белый.

Лицо леди Резеды притягивало взгляд, хоть и не блистало красотой. Выражение его воплощало безмятежную застылость. Мысли благородной дамы бродили в просторах нестерпимо прекрасных далей, в то время, как глаза рассеянно скользили по окружающим предметам и людям. Белизна кожи, крупная фигура, отсутствующий взгляд и ее профиль: прямой нос, четкие губы, тяжеловатый подбородок; все придавало Резеде схожесть с мраморной статуей. Локоны бронзового цвета пышно поднимались надо лбом, лавиной падали на спину, формируя прическу, как у эксцентричной оперной дивы. Леди Резеда и не думала специально укладывать свои прекрасные волосы, а они заслуживали гораздо лучшего отношения: ибо в них часто путался какой-то мусор: веточки, пожухлые листья, яблочная кожура. Однажды лорд Мезеус удивил свою супругу тем, что обнаружил в ее волосах записку с приглашением на обед.

Леди Резеда в любую погоду отправлялась на прогулки.  Даже под проливным дождем, обожала гулять по берегу моря. Облаченная в рыбацкий плащ, она совершала длительные походы по мокрому песку. Ее сопровождал трехголовый Цербер, которого она не отпускала с цепи. Иногда она на любимом коне уезжала в пригородные леса. Горожане, завидев ее, снимали шляпы, кланялись и, глядя вслед, любовались ее статной фигурой в бордовом бархатном платье. Из леса Резеда привозила охапки мокрых веток, птичьи гнезда, твердые древесные грибы.

Супруги относились друг к другу терпеливо. В качестве невесты высокородная Резеда была выбрана не случайно: ее данные идеально совпадали с теми, что описывались в книге о матримониальных ритуалах, составленной предками. Брак был заключен и оказался плодоносным. Леди Резеда дважды  родила: Близнецов и Пусетту.

Через год после рождения Пусетты леди оставила супруга и троих детей навсегда. Это обьяснялось вовсе не тем, что лорд, заболев, страшно преобразился. Резеда совсем не замечала изменений, уродовавших лицо и тело Мезеуса. Она сбежала с семьей акробатов из бродячего цирка, посетившего замок, потому что не в силах была сдерживать страстную мечту о «прекрасном далеко».

Облаченный в серое платье лорд Мезеус коридорами продвигался к внутреннему двору, перекрытому стеклянным куполом. «Зеркальный замок» (так именовалось родовое владение лорда), древний и прочный, словно скала, много раз внутри перестраивался. Почти каждое поколение вносило  вклад в реконструкцию помещений. Купол был воздвигнут отцом Мезеуса. В коридорах гуляли сквозняки и. хотя слуги зажигали множество светильников, те поочередно гасли. Мрак царил в обширных переходах, и высоченные потолки были недоступны взору.

В квадратном внутреннем дворе, окруженном галереей, имелся бассейн. Колонны простых очертаний поддерживали стеклянный купол. Перекрытия второго и третьего этажа слегка выступали, образуя двойную раму. Пространство трех уровней, проникая через аркады, окружающие дворик, выливалось в колоссальный объем над бассейном. Ряды колеблющихся огоньков на карнизах перекрытий озаряли влажный воздух мутным светом. Вода поступала в бассейн через трубу в фундаменте со стороны западного морского фасада замка.

Лорд Мезеус забрался на круглый плот, колыхавшийся на воде у бортика бассейна. На высоком матраце, обтянутом красно-золотой парчой, лежали подушки и шелковые простыни. Плавучее ложе ограждалось невысоким барьером, на котором были укреплены четыре фонарика. Мезеус отплыл на середину бассейна и распластался на подушках, широко раскинув обезображенные болезнью руки и ноги.

Невидимый чудовищный кокон, состоящий из малых частиц мирового зла, облек тело страдальца и заставил его претерпевать фантастические метаморфозы. К счастью, лорду до сих пор удавалось избегать влияния этой напасти на душу. Однако, пути развития болезни оставались непредсказуемыми. Возможно, наступит ухудшение, и он превратится в чудовище окончательно. Тягостные думы погружали Мезеуса в туман меланхолии. Фигура его светлости сильно изменилась: он вырос в полтора раза, все его члены укрупнились, налились плотью. Ступни и кисти рук стали в четыре раза больше человеческих. Лицо превратилось в морду нетопыря. Сейчас по нему текли слезы. Лорд Мезеус боялся будущего. Вопрос, где взять отвратительного, жестокого злодея, оставался неразрешенным.

Плавучее ложе, покачиваясь, плавно перемещалось. Тишина, подчеркнутая отдаленным барабанным боем дождя по стеклянному куполу, слегка умеряла страдания Мезеуса. Все тело его ныло, а кожа горела. «Что же случится дальше?» - эта дума не покидала его светлость уже около года.

Недавно он обнаружил у себя над переносицей под кожей, покрытой густым мехом, небольшой бугорок. Сейчас лорд опять с тревогой ощупывал лоб, гадая, что бы это могло быть.
Гениальный Крипто диагностировал болезнь. Он же разработал метод лечения. На поздних стадиях развития болезни глаза Мезеуса начинали светиться насыщенным синим светом.

Приемный сын утверждал, что лорду следует посмотреть в глаза отъявленного негодяя. Тогда ужасная мистическая энергия, одолевающая Мезеуса, встретится с подобной энергией визави и произойдет взаимное истребление сил зла. Очистятся оба. Однако, степень порочности преступников разнилась. Если лорд Мезеус окидывал взором слабо провинившегося, например, человека, укравшего всего лишь буханку хлеба процесс исцеления не мог быть завершен. Просто наступало небольшое облегчение.

Множество агентов тайной полиции шныряло по стране, выискивая убийц, предателей, душегубов, ворюг, живодеров, мазуриков и прочих негодяев. Их доставляли к лорду Мезеусу, он превращал их испорченную натуру в добродетельную. Сам же при этом немного вылечивался. Наконец, в стране перевелись все нарушители закона. Приостановившаяся болезнь начала прогрессировать вновь. Изверги высокого и низкого ранга исправлялись окончательно и бесповоротно и возвращались к своим семьям. Они уже не могли сделать ничего плохого. Наказанием им служили мучительные сны с видением прошлых злодеяний. Тут на помощь приходила Мандрагора.

И все же в городе и окрестностях действовал безжалостный маньяк, совершивший несколько убийств и которого никак не удавалось раскрыть. Жертв находили с изуродованными, залитыми кровью лицами. Почему все они лишались носа, оставалось загадкой. Мотивов, которые побуждали так действовать убийцу, никто не мог разгадать.

В работе тайной полиции бесценными оказались способности братьев-близнецов Черного и Белого. В северо-восточной башне  замка устроили тюрьму. Для этого в стене, примыкавшей к морю, пробили отдельный выход. Арестованных доставляли сюда с берега на лодке. На первом этаже находилась канцелярия, на втором – несколько камер для заключенных.

На третьем этаже в сумрачной комнате вершились дела справедливости. Здесь в стеклянном шкафу помещались самые точные в стране золотые весы. Рядом на полке стояли два ларца в виде вертикально вытянутых домиков. В них хранились жезлы, предназначенные для арестов, перчатки Близнецов для сбора порошка добра и зла, чашки и щетки.
Судьи, Белый -Про и Черный- Контра (или наоборот), могли заходить в тюрьму из замка. Они поднимались по металлической винтовой лестнице в комнату правосудия, где ожидал раздетый догола преступник, и приступали к делу. В обязанности Черного и Белого входило еще одно: они арестовывали подозреваемых. Агенты сыска сообщали им имя нарушителя и место, где его можно найти, и Близнецы выезжали. Один - в черной карете, запряженной четверкой вороных, другой – в белой, запряженной четырьмя белыми лошадьми. Прибыв на место, братья одновременно прикасались своими жезлами к плечам бандита. Арестованный никогда не сопротивлялся, ибо знал, что строгого наказания не последует: он просто станет хорошим. Кроме того, существовал закон: отказавшийся исправляться и, в то же время облегчить страдания лорда, будет казнен. Казнь неминуема в этом случае даже при самой малой провинности.

Слушая музыку дождя, лорд Мезеус задремал. Теперь он проснулся и зажег фонари в изголовье. Рассеянно окинув взглядом пространство, Мезеус с удовольствием задержал его на вазах с цветами, стоящих по краю бассейна. Утром Фланьш распорядился наполнить вазы свежими цветами. Он сам с любовью составлял букеты для своего хозяина. Лилии, розы и пионы источали аромат свежести. В прозрачной глубине бассейна, освещенной фонарями, спокойно плавали морские рыбы. Мезеус долго наблюдал за ними. Затем он погрузился в чтение, окруженный волшебной игрой отсветов.

В первый раз болезнь удалось победить. По миру прогремела весть, что в Греции пленили потомка Минотавра, пожиравшего девственниц. Сын Минотавра был ужасен. Благодаря искусной политике Крипто, подписали договор и молодого Минотавра доставили в Зеркальный замок. Надеясь, что его светлость поправится, но, не полностью веря в счастливый исход, домочадцы и прислуга пребывали в трепете. Истинны ли гипотезы приемыша, объясняющие природу недуга? Утвердительного ответа не было.

В каминную залу ввезли клетку с молодым Минотавром, изготовленную из кольев толщиною с человеческую руку. Распространился запах зверинца. Гигант был гол, страшен и грязен. Бычья голова с крупными черными рогами венчала  мускулистое тело с непомерно широкой грудью. Клочья пены падали с черных губ. Время от времени минотавр выгибался, задирал голову и исторгал оглушительный рев. Чудовище бешено трясло прутья клетки, она со стуком шаталась и опасно кренилась. Люди, собравшиеся в зале, были сильно взволнованы, слышались возгласы страха.

Лорд Мезеус сидел спиной к двери и наблюдал игру пламени в камине. Он поднялся и встал лицом к лицу с Минотавром. Массивная фигура Мезеуса, не потерявшая величественности, выделялась на фоне мечущихся языков пламени. На некоторое время лорд замер. В наступившей тишине слышалось шумное дыхание пленника. Вдруг все ясно увидели, как два тонких синих луча протянулись из глаз его светлости в глаза молодого Минотавра. Тотчас Мезеус упал замертво. Чудовище резко отшатнулось, послышался грохот. От мощного толчка клетка опрокинулась, и часть кольев оказалась расколотой в щепу. Некоторое время

Минотавр лежал, затем он поднялся на ноги, оглядываясь. Его бычья морда выражала изумление. Сгрудившаяся у стен толпа восторженно выдохнула. Минотавр позволил подошедшим стражникам взять себя за руку и вывести из замка. Он по-прежнему удивленно озирался.

Мезеус не покидал своих покоев около месяца. Он выздоравливал. Охватившая его поначалу горячка проходила. Тело и черты лица приняли прежний вид. Чудесное исцеление состоялось.